К третьей годовщине начала полномасштабной войны РФ против Украины публикуем интервью с беларусским добровольцем, который провел на войне 839 дней. Виталий (имя изменено) далеко не единственный уроженец Гомельщины, который помогает Украине защищаться от агрессора.
Виталий работал на госпредприятии в райцентре Гомельской области, но из-за участия в протестах против фальсификации президентских выборов в 2020 году вынужден был выехать из Беларуси. Находясь в эмиграции и узнав, что беларусское подразделение набирает добровольцев, решил отправиться на войну.
Виталий на передовой. Фото: личный архив
Сейчас Виталий в Польше, куда ему пришлось выехать из Украины из-за окончания срока действия паспорта. О своем опыте на войне, мыслях и переживаниях он откровенно рассказал в интервью Флагштоку.
«В своем уме никто не пойдёт туда просто ради войны»
Ф: Где ты был в феврале 22-го года?
В: Был в Литве, в лагере беженцев.
Ф: А как ты оказался в Украине после этого?
В: Из СМИ узнал, что есть беларусское подразделение и они набирают добровольцев. В тот момент, знаешь, были какие-то малые надежды, что меня куда-то возьмут. Дай, думаю, напишу. Мне ответили, что типа да. Я писал, что нет опыта, не служил, я простой человек, но желаю принять участие.
Ф: А что тебя окончательно подтолкнуло?
В: Много об этом думал в лагере для беженцев. У нас было много беларусов, много споров. Были чеченцы, которые в первой чеченской войне участвовали. Дома, в Беларуси, забрали всё. Ты приехал в чужую страну, война началась, поток беженцев с Украины идет. Мы готовили комнаты украинским беженцам. Знаешь, вся эта суматоха. И ты такой: руки-ноги есть, вроде не калека. Ладно бы приехал давно уже, осел, работу нашёл...
Ф: Глядя вот отсюда, не жалеешь? Вот уже вот спустя всё это время.
В: Нет, ни в коем разе. Это был очень интересный опыт, скажем так. Если спросишь, поехал бы я сейчас дальше? Ну, есть некоторые обстоятельства, при которых я бы поехал, но не особо хочется.
Ф: Реальность разочаровывает или у тебя взгляды изменились?
В: Скорее, реальность разочаровывает. В своем уме никто не пойдёт, просто ради войны. Только ради друзей. Мы там проводили много времени, много раз под обстрелами были, на краю гибели. Ради людей, с которыми там познакомился — да, можно ехать.
«Появились дроны, но задача рядового бойца не изменилась»
Ф: Раньше под словом ветераны подразумевались люди, побывавшие на Второй мировой войне или в Афганистане. Представлял ли ты себя и своих боевых товарищей когда-нибудь в парадном кителе и с цветами на главной улице города?
В: Возможно, у меня даже одна медаль есть. У нас был инструктор — МММ позывной. Он нам даже строевую проводил, всем рассказывал, что вот закончится война, пойдем на парад, но ходить вы не умеете.
Ф: Задумывался о том, как «деды воевали»? Сравнивал ли ты себя с теми людьми, может, что-то переосмыслял.
В: В принципе, да. Изменилась только технологическая составляющая, сейчас там дроны. Не надо на дерево лезть, смотреть, корректировать артиллерию — всё более технологично происходит. Но твоя задача как рядовому бойцу не изменилась: как сидели сто лет назад в ямке, так и сейчас сидят.
Виталий на передовой. Фото: личный архив
Ф: Фильмы про Вторую мировую смотришь после всего, что увидел сам?
В: Нет, неинтересно особо, когда был там и видел, как оно происходит на самом деле. И фильмы потом очень-очень смешные. А от реальности там, ну очень мало.
Ф: А тебя интересовала тема украинской войны между 2014-м и 2022-м годом?
В: Да не особо. В какой-то период начинаешь интересоваться, узнавать, смотришь, что это не первый конфликт. Кто агрессор, что он опять терроризирует какую-то другую страну. Типа Грузия, затем Украина.
Российская навигация в Киевской области в марте 2022 года. Иллюстративное фото: Олександр Ратушняк
«Отчасти пошел из-за того, что наступали из Гомельской области»
Ф: Какая у тебя воинская специальность?
В: Большая часть подразделения были как мы иностранцы, добровольцы. Очень сложно получить какие-то офицерские звания и в результате просто по военному билету идёшь как солдат, стрелец.
Ф: То есть, ты был на передке? Говорят, что страшнее всего второй раз нежели первый. Правда ли это?
В: Да и ещё как. И страшнее, я тебе скажу, не заходить, а выходить. Когда ты заходишь, особенно в новый сектор, то приходишь к местным. К хлопцам, которые тут по три-четыре месяца, сидят в окопах, в блиндажах, и они начинают рассказывать, что тут на самом деле происходит, и ты такой: а как выходить?
Ф: Ты воевал в каком подразделении?
В: Я с апреля двадцать второго в интернациональном, беларусы там не самая большая по численности группа, больше всего было грузин.
Ф: А что говорили украинцы, когда узнавали откуда ты?
В: По-разному. Положительно. Это, знаешь, плохо могли сказать может в глубоком-глубоком тылу, особенно если по-русски разговариваешь. А на передке, когда в окоп падаешь не до этого. Как-то к дедам ТРОшникам попали, крепыши такие. Они говорили: «Сейчас Путина выгоним, к вашему пойдём. Будем усатого гонять».
Ф: Какие у тебя чувства вызывает тот факт, что в том числе на Киев наступали из Гомельской области, откуда ты родом?
В: Отчасти из-за этого и пошёл. Если бы из Беларуси не заходили, можно было бы подумать — не моя война. Размышляли в начале, вступит ли Беларусь в конфронтацию, может тогда зайдем в Беларусь.
Ф: Замечал ли ты изменения отношения к беларусам пока был на войне.
В: Да, конечно. К одному так точно. До всех этих событий, до полномасштабки, Лукашенко был одним из популярнейших политиков в Украине. Сейчас нет.
Ф: У тебя остались друзья в Беларуси и в России за это время?
В: Скорее знакомые, по большей части. Потому что если общаться, то для них опасно. Я всё понимаю, все не убегут.
Ф: Можешь ли ты говорить, в каких местах принимал участие в боевых действиях?
В: Из того, что публично, — освобождение Херсона. То есть в сам город мы не входили. У нас была поставлена задача: дойти до определенного моста, закрепиться. Затем планы изменились. Когда ехали, думали что скоро придётся бежать с криками «ура» и автоматами на перевес. Враг от нас удалялся, мы гнали, гнали, так и не догнали, они быстрее уезжали. Русских так и не увидели — только прилетало, из «Града» прилетало, дронами ещё немножко.
Граффити в поддержку Украины в Гомеле, март 2022 года. Иллюстративное фото
«В мире полно хороших людей»
Ф: Что ты для себя вынес с войны , какие мысли?
В: Боюсь, такое печатать не будут.
Ф: А физически как перенес, не попадало ли в тебя что-нибудь, как твое здоровье после всего этого?
В: Было пару контузий, ну а так Бог миловал. Осколки мимо свистели, пули свистели. Было очень неприятно, да чего уж там, было страшно. Как-то пронесло. Вот контузий было достаточно. Перед моим отъездом появились КАБы (корректируемые авиабомбы). КАБы взрывались, оно вроде бы ничего, но впоследствии, когда очень близко прилетает… У нас рядом с человеком одним прилетело, у него проблемы с сердцем начались. Контузия это не упал и головой ударился, у тебя ушиб всего тела. Контузия, она и на сосуды влияет, если ты постарше. Вроде бы просто упала рядышком, а у кого-то тромб оторвался.
Ф: Насколько актуальна проблема людей, возвращающихся с войны, насколько чувствуешь себя потерянным после возвращения?
В: Есть немного, потому что когда долгое время там побыл, это внутри остаётся. Есть те, кто долгое время ползал по трупам, кто своих прям друзей по частям собирал. Оставляет след, в общем. У каждого по-разному, кто-то замыкается, реально проблемы с головой начинаются. Я вроде бы нормально, есть вопросы, но справляюсь, главное не замыкаться, чтобы было с кем поговорить, обсудить это.
Ф: Остались ли у тебя близкие в Беларуси?
В: Родителей я похоронил, а так с родственниками особо не общаюсь.
Ф: Хочешь ли ты вернуться в Беларусь вообще?
В: Да, хочу. Но не в ближайшем будущем.
Ф: Думал о том, как придётся жить с теми, кто был против в 20-м году, кто поддерживал в 22-м?
В: Вообще представляю, да. Война, она подарила мне много опыта общения с разными людьми. Понимаешь, что страх, риск смерти, когда какой-то обстрел начинается, кто-то бегает с криками «мы все умрём», кто-то впадает в панику… И такое открывается в людях… Это всё равно не самые плохие люди, которые есть, чтобы о них не говорили. Люди выживают как могут — это я о тех, кто дома остался. Нейтральное отношение к ним, у каждого своя жизнь. Хотя много кто из знакомых тоже рвались на войну, часто отговаривал. Так что в мире полно хороших людей.
Российская военная техника в Гомеле. Иллюстративное фото: читатель Флагштока
«"Абы не было войны" беларусам не поможет»
Ф: С какими мыслями ожидаешь очередную годовщину начала полномасштабной?
В: Если честно, вчера ещё даже не задумывался, а уже 3 года.
Ф: Нас читает много людей, кто находится в Беларуси. Что бы ты хотел сказать разным людям? Возможно, кто-то из твоих бывших коллег поддерживает Лукашенко или вторжение в Украину?
В: Ну, я бы сказал, что во-первых, «Мопеды», которые летают у них над головами, могут быть с термобарическими зарядами. Если они спрячутся за углом дома и он попадет в дом, у них просто разорвёт лёгкие или голову. «Абы не было войны» не поможет.
Ф: Я правильно понимаю, что ты следишь за тем, как в СМИ пишут о прилетах шахедов в Гомельскую область?
В: Да, я регулярно просматриваю новости, смотрю как кружатся шахеды, как иногда их сбивают или они падают. Цель же его не в том, что он прилетел, чтобы попасть в лукашиста или змагара. Шахед сбился с курса, он упадёт непонятно куда.
Ф: Если нас читают чиновники из Хойников, чтобы ты им рассказал? Что было бы, попади дрон в дом или здание райисполкома?
В: Их (чиновников) зданию ничего бы особо не было, немножко пострадало. А вот если в «президентский» домик попадет (коттеджи, возводимые по программам поддержи деревень), то такому дому и всем, кто в нём находится, выжить будет очень трудно. Я однажды разбирал дом, в который целенаправленно прилетело. Остался фундамент и просто гора стройматериалов.
\
Российская военная техника в Гомеле. Иллюстративное фото: читатель Флагштока
«Сейчас надо что-то большее, более решительное»
Ф: Насколько тебе легко думать сейчас о своем прошлом опыте?
В: Да не легко, особенно когда начинаешь осмысленно вспоминать всё это, что было, и думаю как я вообще выжил. Прокручиваю в голове некоторые моменты, не понимаю каким чудом выжил. Были люди, которые приезжали первый раз, это были их первые выходы, и они погибали. То есть как повезёт — не сказать, что они делали что-то неправильно. Прилёт, а там уже как повезёт.
Ф: Какие у тебя сейчас планы?
В: Пока без работы, сейчас не сезон. Есть какие-то запасы. К личной жизни пока не стремлюсь, не особо хочется. Хочу немного попутешествовать. Тут есть парень, с которым я воевал, хочу съездить в гости, было бы не плохо. Ко мне уже приезжали. Я жду рассмотрения заявления на беженство, потом хочу съездить к приятелю, мы в одной ямке под обстрелами сидели.
Ф: Хочешь ли ты, чтобы в новой Беларуси оружие было доступно как в Штатах?
В: Общество пока не готово к этому.
Ф: Ты думаешь о тех людях, которые сейчас остались внутри Беларуси. Можешь ли ты представить свою жизнь сейчас в тех условиях?
В: Ну, было бы сложно. Главное, знаешь, новости не смотреть. Потому что пропаганда так голову засирает. В стране просто годами строили систему, в которой ты, по факту, ничего сделать не сможешь. Сейчас надо что-то большее, более решительное. В двадцатом попытались, но ничего не получилось. Но сейчас в силовом варианте тоже уже невозможно, потому что… Ну потому что уже невозможно.
Ф: Чувствуешь ли ты себя сейчас свободным человеком?
В: В какой-то степени, да.
Ф: А счастливым?
В: Не сказал бы…